Канев Алексей

Путь биаров

«От моря Балтийского до Ледовитого, от глубин Европейского Севера на восток до Сибири, до Урала и Волги расселились многочисленные племена финнов. Не знаем, когда они в России появились; но не знаем также никого старобытнее их. Сей народ древний и многочисленный, занимавший и занимающий великое пространство в Европе и Азии, не имел историка, ибо никогда не славился победами, не отнимал чужих земель, но всегда уступал свои; в Швеции и Норвегии готфам, а в России, может быть, славянам…»

Н.М. Карамзин,
русский историк, писатель.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

На широких просторах Приуралья, Поволжья, а также Прибалтики, Беломорья, бассейна реки Северной Двины в дохристианский и раннехристианский периоды истории протекала иная жизнь; иные смыслы, ценности и страсти кипели в людских сердцах.

Официальная история не всегда справедлива к событиям тех времён.

Эта книга предлагает иной взгляд на события и героику древности. Автором делается попытка в образах людей той эпохи, как исторических, былинных героев, так и, естественно, вымышленных, описать дух того времени более достоверно, опираясь на археологические и иные факты.

Загадочная, легендарная страна Биармия (Бьярму – земля Биаро, Бореев – северян)… В далёком прошлом она была на устах многих королей, вождей-колонизаторов... Она, Биармия, владела умами многих авантюристов, искателей лёгкой наживы, купцов-торговцев, прокладывавших свой путь в эту манящую загадочность.

Норманны – викинги, ушкуйники и иные грабители Востока, Запада и Юга, искатели приключений, славы и драгоценностей в погоне за призрачными богатствами языческих кумирниц вторгались в их земли с боевыми топорами, мечами в руках.

Многие горячие головы нашли свой бесславный конец в долгих, опасных походах за чужими богатствами, запутавшись в своих иллюзорных химерах наживы и славы, побед и битв. Но и много крови было пролито у аборигенов языческих племен, защищавших свои святыни – древние кумирницы предков, селения, дома и семьи от чужеземных захватчиков, прибывавших грабить и убивать.

Где нынче легендарная Биармия и мифический народ той страны? Их нет. Они исчезли в лихолетиях истории. Они ушли навсегда во Вселенскую вечность. Ушли величавые, непокоренные, чистые душой, честные по сути и смыслу своему. И только в скандинавских сагах, эссе, повествующих о подвигах, ходивших походами на Биармию, о боях, победах и поражениях, как в «Круге Земном» и других книгax, упоминается о былых временax и событиях.

ОХОТА НА МЕДВЕДЯ

Зима уже вошла в силу. Снег покрыл землю белым одеялом, дни стали короче. Вечерело. Трое охотников вышли из леса к реке. С правой стороны возвышался отвесный каменный утёс. Чахлые деревья, вырванные с вершины ураганными ветрами и сброшенные вниз, высохли и костьми белели в большом количестве под утёсом. «Пора остановиться и организовать ночлег, найти гротик или расщелину в скале, наломать лапник, ветки, сделать лежанку, приготовить дров на ночь...» – решил Ябар, пожилой, но ещё крепкий и внушительный на вид мужчина. «Заночуем тут», – изрёк он и остановился. Одет он был в просторную суконную тунику* серого цвета, подпоясан широким кожаным ремнём, на котором висело разного рода оружие, сумочки из кожи и бересты. На ногах охотника были сшитые из грубой и толстой кожи сапоги. На голове – меховая шапка с длинными ушками, которые свободно можно было завернуть вокруг шеи в холодную и ветреную погоду. Без всяких повелений двое других, а это были ещё безусые юнцы, скинули свою одежду, оружие и начали устройство привала. «Хорошие, толковые растут ребята», – подумал Ябар, садясь на небольшой валун, предварительно убрав рукавицами снег с камня и подложив под себя свою меховую шапку.

Было тихо, без ветра, прохладно, но не холодно. Природа была окутана свежим снегом. Ябар залюбовался родной стихией. Зимний вечерний закат совсем не был похож на долгие великолепные летние закаты. В кратких, но красивых зимних закатах, всегда чув­ствовалась какая-то грусть и сожаление о чём-то прошедшем, непонятном и неуловимом. Багровый диск негреющего светила уходил за горизонт, озаряя небо в синие, голубые и изумрудные цве­та, а редкие облака – в золотисто багровые. Природа была прекрасна и благотворна, и это остро чувствовал охотник. Ябар остановил свой взор на чахлых деревцах, растущих в расщелинах крутых скал. Вечный холод и сырость подтачивали их корни, но деревца упрямо цеплялись за жизнь, за место под солнцем. «Жизнь – борьба», – подумал охотник, вставая с камня и отправляясь на зов юного памича Зырана. Юноша звал посмотреть гротик в основании стены утёса. Гротик полностью устраивал троих охотников своим расположением и размерами. Перед входом можно развести костёр, а под ноги наломать и накидать еловых, пихтовых веток: получится славная лежанка для сна. Костёр будет излучать тепло и греть спящих охотников. Второй юноша, а это был сын Ябара, вытащил из заднего кармана суконного охотничьего лузана** медный котелок и отправился к реке за водой. Кабыр***, прозванный сверстниками за силу своих рук, плотный и быстрый, с темными глазами и волосами, был скуласт и похож на своего отца Ябара и впечатлял своей внешностью, проворностью и энергией. Зыран, ловко орудо­вавший возле костра топором, готовя дрова на ночь, был высокого роста, статен, красив. Удлинённое красивое лицо, ясные голубые глаза всегда смотрели смело. Светлые длинные волосы спадали до плеч, укрывая длинную шею. Юноша был решительный, в нём чувствовалась какая-то непонятная внутренняя сила. Закончив с дровами, он тут же начал внимательно проверять своё наплечное сооружение из кожи и гнутых можжевёловых прутьев-стволов для выноса охотничьей добычи – мяса, дичи из леса и переноса больших грузов на дальние расстояния. Зыран – сын Покчинского пама, с детства дружил с семьей Ябара и часто ходил с ними на охоту. Как и положено друзьям, юноши были неразлучны и преданы друг другу. По силе Зыран уступал Кабыру, но был проворней, упрямей, расчётливей и дальновидней. Они как-то дополняли друг друга. Холодное варёное мясо, лепёшки, горячий напиток из сухих ягод и трав – вот весь скром­ный ужин охотничьего люда.

«Медведь залёг в берлогу в пол дня пути отсюда. Утром с восходом солнца выйдем в путь, к полудню подберёмся до берлоги, а там видно будет», – думал про себя стареющий охотник, лёжа на лапнике внутри грота. Его ожидало двадцатое по счету единоборство со зверем – это ещё будет и урок молодым охотникам. Всякое случалось у Ябара на долгих охотничьих тропах. Он хорошо помнил как его отец, потомственный охотник, первый раз взял его, юнца, на медведя и показал опасную охоту с рогатиной и ножом на сильного и непредсказуемого зверя. Ябар в деталях помнил и свою первую охоту – поединок с медведем. Это было посвящение молодого охотника в значимого, опытного про­мысловика, мужчину. Так было принято дедами, так будет всегда. Заветы, наставления предков были очень важны. Их верования, культура помогали выживать и жить. Культура предков была священна для Ябара. По языческим поверьям следует, что орты – невидимые духи умерших предков, живут среди людей, наблюдая за своими потомками, обсуждая, оценивая их поступки, радуясь или огорчаясь за их поведение. Здешний люд, чтобы не огорчать ортов своих предков, старался жить и поступать достойно, по принятым древними родичами нормам поведения, которые передавались из поколения в поколение и образовывали некий свод законов, правил поведения. У мужчин воровство, лень и трусость осуждались ортами прежде всего. У женщин считались позором нечистоплотность и дурно воспитанные дети. Поэтому, аборигены старались угодить ортам своего рода.

«Всё, что делаешь, – делай хорошо или вообще не начинай», – ещё в детстве учил дед Ябара. И он следовал его наставлениям. Юноши уснули быстро, как и положено молодым. Ябару не спалось, глаза созерцали ночное небо. Серебряная луна скользила по краю мрачного неба, невесть откуда появившегося в ночном небе, а за пределами облака мерцали звёзды. Кругом было тихо, лишь костер потрескивал, слабо освещая свод пещерки. Охотник думал о прожитой своей нелёгкой жизни, но на сердце было спокойно. Он ни о чём не жалел. Вспомнились родные, друзья, – многих уже нет на этом свете. «Может орты сейчас наблюдают за ним, – постаревшим, седеющим другом, родственником, – подумал Ябар и невольно улыбнулся, – все может быть, всё может статься».

Утро пришло к трём охотникам синеющим рассветом, холодом и крупной дрожью закоченевших тел. Встали дружно, задвигались энергично, сын охотника быстро сгрёб в кучу угольки из-под золы и снова раздул огонь. Вскоре запылали сухие сучья и стало теп­лей и веселей. Позавтракали негусто и отправились в путь. Ябар вёл свою группу уверенно по звериным тропам. Лес становился всё гуще и гуще. Буреломы, казалось, нарочно закрывали любые возможные проходы вперёд. Приходилось карабкаться, перелезать по стволам огромных павших деревьев, проползать под ними. Одежда и сапоги у всех промокли от талого снега, от разогретых тел охотников шёл пар. Ябар часто ос­танавливался, что-то высматривал всё время. Наконец он остановился и поднял правую руку: – сигнал к остановке. Подошедшим юношам тихо сказал подождать тут, а сам ушёл в гущу таёжного леса и буреломов, но вскоре вернулся. Теперь его негромкие приказы были коротки, понятны, точны и не допускали возражений: «Тулица стрел и лук за спиной, нож на поясе, копьё в руке, а всё остальное – оставить тут. За мной пойдёт Кабыр, а замыкать будет Зыран. В схватку не вступать без приказа, а только наблюдать и быть готовым к любым ситуациям. Вперёд!». Через несколько десятков шагов вышли на небольшую поляну – плешь на небольшом склоне посреди бурелома. В середине плешины лежала большая еловая коряга с вздыбленными вверх корнями и покрытая тонким слоем снега. Под корягой неестественно бугрились невесть откуда взявшиеся ветки вперемешку со мхом. А снега здесь почти не было. Ябар подошёл к странному бугру, приложил палец к губам, держа в левой руке и копьё, и рогатину. Потом он показал пальцем Кабыру, чтобы тот встал справа от него. Зыран же должен стоять на месте, чуть в отдалении от отца и сына. Охота началась. Ябар еще раз обсмотрел место, потом внимательно глянул на сына и гостя-охотника, как бы по глазам пытаясь определить их душевное состояние. Но так было всего несколько мгновений, и вот он подошёл ещё ближе к берлоге, положил на землю рогатину, обеими руками взял копьё остриём вниз и медленно начал опускать его всё глубже и глубже сквозь ветки и мох. Затем охотник начал медленно, осторожно нащупывать там что-то. Вдруг послышалась какая-то возня и мурлыканье, а затем последовали небольшие удары по копью охотника. Кабыр, глядя на это, взял своё копьё двумя руками, широко расставил свои ноги и встал наготове. Зырян стоял словно окаменевший. Копьё в его руке всё еще смотрело в небо, упираясь древком в землю возле ног. Зыран с удивлением наблюдал за старым охотником. Вот послышалась серьёзная возня под валежником, а затем глухое рычание, и тут в мгновение ока из-под вздыблен­ных веток выглянула огромная голова зверя. Ябар быстротой молнии без замаха ткнул копьём медведя, но зверь, казалось, рассчитал намерение охотника и, насколько позволяло пространство берлоги, увернулся от смертельного жала копья, впившегося в плечо под холку. Медведь заревел от боли, завозился в яме, и послышался треск сломанного древка копья. Ябар отскочил назад и схватил с земли рогатину левой рукой, а правой выдернул свой длинный нож из поясных ножен. В тот же миг мощным прыжком, раскидывая телом ветки и мох, огромная туша зверя вылетела из ямы и встала на задние лапы. Медведь незамедлительно пошёл в атаку на обидчика, задрав вверх передние лапы с длинными когтями. На холке медведя торчало окровавленное древко сломанного копья. Разъярённый зверь быстро приближался к охотнику, устрашающе рыча и скаля огромные жёлтые клыки. Вдруг охотник ловко нырнул под медведя, подставив крепкую рогатину под голову зверя так, что рога, как ухватом чугун, охватили шею зверя, преграждая путь вперёд. В правой руке охотника блеснуло длинное лезвие ножа. Казалось, ещё мгновение и судьба зверя будет решена. Ябар замахнулся ножом в одновременном прыжке под пах зверя, но левая нога вдруг проехала по чему-то скользкому. Охотник на мгновение присел, потеряв равновесие. Медведь, сделавший шаг вперёд, наступил на выставленную вперед левую ногу охотника, и тут человек начали заваливаться на бок вместе толкающей рогатиной и рухнули оземь, рыча и крича в ярости. Ябар вскочил на ноги и повернулся к зверю, но поздно. Тяжёлая туша же нависла над ним и навалили своей мощью. В общем шуме послышались звуки рвущейся материи под когтями зверя. Теперь охотник и медведь, в могучей и страшной схватке приникли друг к другу в объятиях, рыча и кряхтя. Медведь норовил подмять под себя охотника. Ябара гнулась под страшным, но он держался в невероятном напряжении сильных мускулов, норовя в свою очередь вонзить нож в тело зверя. Но правая рука была прижата к телу когтистой лапой и не могла действовать.

Сын охотника, предвидя трагический оборот охоты, подбежал к борющемуся и, коротко замахнувшись, спеша, сделал выпад – копьё вонзилось в плечо зверя. Но, вероятно, какая-то кость, возможно, лопаточная, задержала смертельный ход клинка. Медведь, обезумевший от боли и ярости, ринулся на нового обидчика, бросив прежнего. Сын охотника, выдернув, не успел нанести второго удара копьём. Мощный удар сбил его с ног. Зверь взгромоздился на юношу и начал рвать когтями и клыками тело. Но тут длинный нож старого охотника вонзился в бок зверя. Дикий рёв пронёсся по лесу. Медведь с ножом в теле сначала отскочил от охотника, но тут же резким прыжком сверху накрыл его. Ябар не выдержал тяжести навалившегося груза, и медведь и охотник рухнули на белый снег. Жёлтые клыки сверкали перед лицом обречённого охотника, пытающегося удержать на расстоянии голову зверя. Мощная когтистая лапа сдавила грудь ему. А другая – рванула голову охотника с затылка – скальп охотника оказался в когтях зверя. Ябар взревел от боли и бессилия, но второй мощный удар лапой по голове заставил замолчать охотника. В тот же миг под ухо медведя вонзилась стрела, заставив взреветь ого от новой боли. Медведь замотал головой, стоя на неподвижном, распластавшемся теле охотника. Тут вторая стрела вонзилась прямо в налитый кровью и яростью глаз зверя. Полуослеплённый, обезумевший от боли медведь сделал огромный прыжок в сторону, тряся головой и пытаясь лапой вытащить торчащую из глаз стрелу, но тщетно. Медведь, не переставая реветь, начал топтаться на месте, вертеться, не обращая внимания на своих врагов-мучителей. Зыран подбежал к зверю и копьё вонзилось в левый бок медведя, ровно туда, где билось могучее сердце лесного велика. Медведь туг, крупно вздрогнув, замер, затем пошатнулся, издавая слабые непонятные звуки, и, наконец, рухнул к ногам юного памича. Зыран выдернул копьё из конвульсирующего тола зверя и для надёжности ещё раз вонзил его в грудную клетку жертвы. На красивое, раскрасневшееся лицо юноши непривычно было смотреть. Движения его были резкие, решительные, глаза сверкали огнём и яростью: он был зол и страшен в этот миг. На истоптанном и окровавленном снегу всюду валялись раскиданная одежда, оружие и распластанные тела охотников и медведя. Зыран подошёл к своему лежащему другу и опустился над ним на колени. Кабыр лежал с окровавленным лицом, а на груди зияла рванная кровоточащая рана вместо с окровавленными лоскутами порванного лузана. Глаза сына охотника были закрыты, но он явно дышал и подавал признаки жизни. Зыран приложил горсть снега ко лбу друга. Через некоторое время задрожали веки пострадавшего, а через некоторое время задрожали веки пострадавшего, а через несколько мгновений он открыл глаза и стал быстро приходить в себя. Раны оказались не смертельными, хотя довольно глубокими. Следы копей медведя на лице юноши и на его груди обильно кровоточили, но было понятно, что юноша будет жить. Тело же славного охотника Ябара не показывало признаков жизни – случилось непоправимое. Кожный и волосяной покров на голове охотника почти полностью отсутствовали. Ви­сочная часть головы была вдавлена вовнутрь и представляла собой смер­тельную рану. Ябар умер, не приходя в сознание. Несмотря на страшное горе, юноши нашли мужество освежевать тушу убитого зверя. Затем они завернули тело охотника в медвежью шкуру, подвязали ремнями и подняли на большие ветки дерева, чтобы не оставить тело охотника на съедение лесному зверю до прихода односельчан.

ПОХОРОНЫ ОХОТНИКА

День выдался морозный. Снег густо хрустел под ногами. В небе воссияло яркое для зимы солнце. На неё невозможно было смотреть: оно, казалось, настоящим весенним ярилом. Очень мелкие и разноцветные кристаллики в несметном количестве сверкали на снегу под лучами солнца, создавая картину волшебства. Удивительно голубое, бездонное небо, чистый, прозрачный воздух дополняли восприятие чуда. Природа в этот день, казалось, пела гимн чему-то великому и важному.

Многочисленная процессия народа шла и шла к прощальному месту на высоком берегу реки Колвы, где размещалось кладбище селения Дiдор. Тут и проживал всеми уважаемый, почитаемый охотник Ябар вместе с односельчанами. Дiдор – около пяти сотен жителей, входил во владение Покчи, – города купцов-торговцев, ремесленников, деревянных зодчих, кожевников и прочего делового люда. На похороны попрощаться с охотником приехало много друзей Ябара и из этого славного града, кто верхом на лошади, кто в санях всяких конструкций. Невесть откуда на небе появились еле заметные подобия облаков, и следом медленно поплыли сверху вниз в огромном количестве сверкающие под лучами солнца снежные кристаллики, да столь маленькие, что не каждому глазу было под силу заметить размеры их, но блеск и сверкание видели все. Казалось, сам воздух сверкал бисером. То тут, то там раздавались возгласы удивления: «Это душу Ябара так встречает Ен – Великий Бог неба, создатель всего видимого и невидимого. Ен доволен жизнью охотника: и сегодняшнее чудо природы – это знак тому! Так достойно, как прожил свою жизнь Ябар, нужно жить каждому жителю Биармии».

Тело же самого охотника лежало на куче из аккуратно сложенных сухих брёвен. Одет он был в лучшую свою амуницию. Лёгкая меховая, распашная куртка, подпоясанная широким кожаным ремнём – тасмой с родовыми пасами и ножом в чехле. Суконные брюки были заправлены в короткие лёгкие кожаные сапоги – котi. Могучие некогда руки охотника покоились на животе. Лицо было закрыто чистой белой тканью. Рядом с телом покойного расположилась неглубокая свежевскопанная яма с деревянным срубом внутри и с короткими плахами наверху, расколотыми напополам из коротких брёвнышек. Плахи служили для закрытия сруба в виде потолка после процедуры закладки в могильный сруб останков тела покойного и закапывания сруба песком до могильного холмика. Возле тела охотника колдовал старый Тун – знаток ритуалов, культа захоронения, – специалист, связывающий сей мир живых с миром усопших. По древним традициям отправляющий души умерших соплеменников, с благословениями и необходимыми требами на вечную жизнь у Бога – Ена. Требы и культ захоронений мог изменить только сам усопший при жизни ещё своей волей. Воля человека была превыше всего и не могла изменяться после смерти кем-либо. Воля охотника Ябара заключалась в том, чтобы после его смерти тело его было предано огню: так похоронили его отца и мать, так хоронили его дедов, пращуров. Значит, так тому и быть.

На кладбище собралось много народу. Люди говорили в полголоса меж собой, были скромны, ибо знали, что орты* предков, да и самого охотника Ябара, находятся нынче тут и являются такими же наблюдателями, только невидимыми людьми. С похоронами не спешили – ждали кого-то. Вот вдали со стороны города Покчи по дороге появилась вереница конных и санных ездоков, несущихся рысью в сторону кладбища. Впереди на резвом, гнедом коне ехал юный памич Зыран. Одет юноша был в теплый меховый совик, подпоясанный вязанным ярко-красным поясом, а на голову надета меховая шапка с длинными ушками, завязанными вокруг шеи. Ноги, введённые в стремена седла, обуты в кожаные сапоги с высокими до колен голенищами, откуда выступали ещё и чулки из белой овчины. В изящных лёгких санях (на одного, в крайнем случае, на два человека) ехал отец юноши – пам города Покчи, мужчина лет сорока, или чуть больше. Подъехав к кладбищу, приезжие спешились. Пам Бурмат был довольно высокого роста, светлорусый, голубоглазый и всей внешностью впечатлял. Шапку соболиную он снял ещё при подъезде к кладбищу. Расстегнув тёплую соболиную шубу, он слез с саней, поклонился молча в пояс собравшемуся народу. По толпе прошёлся лёгкий гул одобрения, но быстро затих. Бурмат зашагал в направлении покойного во главе своей свиты. Толпа расступилась, уступая проход к телу и могиле. Пам града Покчи медленно и степенно подошёл к телу охотника, покоившемуся на брёвнах, наклонился над ним и положил свою руку на руку друга и соратника. Через некоторое время Пам выпрямился, повернулся лицом к народу, провёл долгим взглядом присутствующих. Наступила абсолютная тишина, только иногда снег поскрипывал под копытами лошадей. Вот Бурмат погладил рукой златовласую бородку, отмахнул назад длинные волосы и неожиданно сильным голосом произнёс:

«Соплеменники, дети Биаров! Вот пришло время, и Бог забирает от нас славного сына, своего охотника Ябара. Много трудов и подвигов было на веку у этого человека. Он был хорошим охотником, смелым воином, преданным другом и хорошим человеком. Мне не раз давала судьба честь иметь рядом с собой этого человека: и на охоте, и в пути, и на бранном поле, защищая землю своих отцов и детей от грабителей. Охотник сей всегда соблюдал законы чести наших предков. Он был честен, смел, трудолюбив. И я уверен, что ни Бог неба, создатель наш Ен, ни другие боги земные не держат на него ни обиды, ни зла и дадут ему достойное место на том свете. А мы в умах, сердцах и делах наших будем чтить светлую его память. Слава и честь охотнику – сыну Биаров! Да свершится божья воля, прощай дружище!» Бурмат, повернулся лицом к телу своего друга и в пояс поклонился. В глазах пама заблестели, засверкали под лучами сияющего солнца скупые мужские слёзы. Толпа снова загудела. Короткая, но понятная, доступная и чувственно созвучная речь уважаемого всеми пама Покчи заставила многих присутствующих прослезиться. Но вот бард начал плач – прощальный гимн усопшему.

Он приятным, громким голосом пел героику жизни Ябара, а в это же время из-под груды брёвен, на которых покоилось тело охотника, пошёл лёгкий дымок; крошечный язык пламени заплясал в кучке сухого хвороста и живо и шумно начал развеваться. Вот уже полетели искры сухой хвои в ясное солнечное небо, чтобы ярко сверкнув, через несколько мгновений погаснуть и чёрной отметиной лечь на белый снег в отдалении от происходящего. Бард пел и плакал всё азартнее, и всё азартнее разгоралось пламя. Вот уже запылали брёвна, дым и огонь закрыли от глаз людских тело охотника. Запахло дымом и горелой плотью, пел и плакал бард, рыдали женщины, а огонь делал своё дело. Кабыр, сын Ябара, отвернулся от толпы и горящего тела отца в сторону реки. Его плечи тряслись в беззвучном рыдании, и слёзы текли по его щекам обильно и неудержимо. И было ясно, что нет силы, которая могла бы удержать сына великого охотника от этого плача. А ещё через несколько мгновений, не дождавшись конца похоронной процессии, Кабыр уже шагал без шапки в сторону своей деревни, к дому, где остались жить его мать, бабушка и маленькая сестрёнка Туся.

Канев А. Путь Биаров / А. Канев // Пространство Изъватас. – 2013. – № 2.; 2014. – № 1.

* орт – по верованиям этих язычников личность человека состоит из трёх составляющих: вир-яй – тело, лов – душа, орт – тень, дух – безтелесный двойник.